Как семинарист иван в вдв служил. Как выжить в армии «молодым – Говорят, все-таки ты дважды подрался

«Когда отец Тихон благословил меня идти в армию и я сдал все экзамены, мы с друзьями решили отметить мой уход. Часть ребят поддержала меня, но нашлись и те, кто сказал, что я иду на верную гибель», – вспоминает Иван. Отслужив год в разведроте ВДВ, сегодня будущий священник уверен, что обзавелся нужным опытом; он ни минуты не жалеет о том, что решил выполнить свой долг перед Родиной.

– Иван, как на тебя посмотрели в , когда ты сказал, что хочешь служить в армии?

– Крепкие, здоровые ребята приходят к ним с инвалидными справками, а тут человек не особо крепкого телосложения заявляет, что хочет служить, да ещё и в десантных войсках… Конечно, все очень удивились. Переспросили несколько раз, не ошибся ли я.

– То есть все ли нормально у тебя с головой?

– Говорят: «Психологически вы нас уже не устраиваете» (смеётся). Даже показали коллегам: дескать, вот, посмотрите на него: в армию хочет.

А потом пришел офицер , старший лейтенант, начал отбор. Многие из претендентов отказывались идти в ВДВ – а к ним берут только добровольцев. Да еще и тех, кто не курит и не пьет. Мне запомнился один мальчишка очень крепкого телосложения, который занимался лёгкой атлетикой (у него даже был какой-то спортивный разряд). Так вот, когда ему предложили пойти в десантные войска, с ним случилась настоящая истерика. Он говорил, что никуда идти не хочет, что его должны взять в МЧС, и нигде больше он служить не будет. Странно было это наблюдать.

Отобрали одиннадцать человек – в их числе, слава Богу, и меня. И вот на поезде «Москва–Ташкент» мы отправились в Рязань – начиналась моя служба в столице ВДВ.


– В какую ты часть попал?

– В 137-й парашютно-десантный полк.

Конечно, мы, призывники, думали, что нас встретят старослужащие со звериным оскалом, которые немедленно устроят дедовщину, начнут унижать и так далее, но ничего подобного не произошло. Ребята оказались дружелюбные, помогали нам, всё объясняли – никакого высокомерия. Я ожидал, что всё будет гораздо жёстче.

Первый месяц пролетел очень быстро. И вот пришло время, когда нас должны были распределять по боевым ротам. Мне посоветовали записаться в разведроту.

Туда никто особо не рвался, кроме отъявленных безумцев. Либо спортивно развитые, очень сильные люди шли туда служить, либо те, кто вообще не представлял себе, что это такое – разведрота.


– И к какой категории относился ты?

– Наверно, к той, что не представляла. То есть в какой-то мере к безумцам. Раз служу в лучших войсках, то должен быть и в самой лучшей роте, – такая у меня была логика.

Но сначала меня в разведроту не взяли – я расстроился, но подумал, что, видно, Богу так угодно. А уже после присяги, когда всех распределили, в два часа ночи меня разбудили: «Ты рядовой Букарев? У тебя есть пять минут, собирай все вещи – ты пойдёшь служить в разведку».

Прибыли мы в разведроту. И только тут я начал понимать, куда я попал.

Утром построили всю роту. Командир спрашивает: «Что вам снится?» Вся рота должна дружно ответить: «Море крови!» Естественно, меня это повергло в шок: мне никогда ничего подобного не снилось.

Возникали и конфликты – ребята там крепкие, ну и начинается: «Дай часы померить» и тому подобное. Много было всяких искушений. Но я сказал себе: это твой выбор. Приходилось терпеть. А поскольку я человек не агрессивный, то и конфликты особо не развивались. Господь позаботился. А вскоре произошло вот что.

Как-то я разговорился с одним старослужащим. Речь зашла о том, где я учился до армии, – я рассказал. Немногие знают, что такое семинария, он спросил – я объяснил: дескать, семинарист – это будущий священник, вот и я буду священником. Это, конечно, его несколько изумило.

В это время командир нашего третьего взвода решил познакомиться с прибывшим личным составом. Всех собрали. И тут этот старослужащий и говорит: «Знаете, а среди нас есть священник». Лейтенант очень удивился, да и вся рота была удивлена: как это – священник, ничего себе! «Священник, выйти из строя!»

Пришлось выйти. Вышел, доложил: такой-то, учусь в семинарии, но не священник, буду, если Бог даст, но пока не являюсь. Мне какие-то вопросы задавали, я отвечал, но самое интересное было дальше, когда ко мне подошли те, с кем у меня до этого были конфликтные ситуации: «Отец, ты уж нас извини, что такой конфликт между нами произошёл, – мы же не знали, что ты священник, если бы знали, мы бы так к тебе не относились!»

«Да ладно, – говорю, – все хорошо, нормальные мужские отношения, да к тому же я ещё не священник». Но они всё равно извинились и с тех пор уже так не приставали. И с этого времени за мной закрепилось прозвище «отец».

Так «отцом» я и прослужил: и офицеры, и солдаты, и моего призыва, и старшего – все меня только так и называли.

Служба моя была довольно-таки интересная и насыщенная. У нас были учения, мы много раз прыгали с парашютом и ездили на БМД, было очень много стрельб. Поскольку разведрота постоянно должна быть в боевой готовности, было решено, что тренировать нас лучше всего в лесу и на полях. С конца декабря по конец апреля мы жили в палатках в лесу. Было, конечно тяжело, но зато вместе мы построили палаточный городок, все обустроили с удобствами, построили собственную столовую и даже зачатки бани. В принципе, неплохо прожили.

– Говорят, все-таки ты дважды подрался.

– Это правда. И оба раза в медроте. Сначала – ещё до присяги – случился конфликт с дагестанцем, но поскольку никто на его сторону не встал, удалось довольно быстро его на место поставить: один на один они быстро «стухают». Второй случай произошел, когда я уже служил в разведроте.

Я заболел. Со мной в лазарете лежал солдат из первого батальона – спокойный, доброжелательный мальчишка, но какой-то вялый. Над ним в батальоне постоянно издевались, но он на эти обиды не обращал никакого внимания, причем не потому, что был подвижником, а просто ему было на всех наплевать.

В один из дней поздно вечером пришли его товарищи – они тоже лежали в медроте, – разбудили его и давай издеваться: заставляли отжиматься, приседать, валяться в ногах. Мне, как православному христианину, на всё это смотреть – удовольствия мало, и я посчитал своим долгом за него заступиться.


Их было пятеро. И конечно, как только я встал на его защиту, они тут же переключили свое внимание на меня. Спросили, из какой я роты, – я ответил, что из роты связи: исход поединка был предсказуем, а мне не хотелось, чтобы они потом рассказывали, что побили разведчика. Хотя, может, и стоило правду сказать: авторитет нашей роты очень высок; может, они бы и подумали, прежде чем меня трогать.

Слово за слово – часы мои им понравились – и конфликт перешёл в завершающую фазу. Мальчишка тот, мой сосед, под благовидным предлогом сбежал. Произошла небольшая потасовка. Всё, конечно, закончилось не в мою пользу, хотя и честь, и часы я отстоял.

Вскоре этот случай стал известен и командирам, и солдатам. Всех тех солдат наказали – сначала в административном порядке, а потом боевое братство сработало: наша рота отловила каждого по отдельности – за то, что тронули «отца».

Потом эти ребята пришли ко мне извиняться, спросили, почему я сразу не сказал, что я из разведчиков; мы попросили друг у друга прощения, и конфликт был исчерпан.


А когда я вернулся в разведроту, оказалось, что на следующий день после драки командир прочитал «проповедь» о том, как надо себя вести настоящему разведчику. Примерно такого содержания: «Взгляните, как должен вести себя разведчик! Отец вроде бы не особо крепкий парень, но он не побоялся бросить вызов пятерым ребятам и заступился за совсем незнакомого ему солдата. И пускай он получил по голове как следует, но, тем не менее, его совесть чиста, и вообще для вас это пример: независимо от того, какого ты телосложения и силы, если в тебе есть дух, то дух победит».

В роте все мне жали руку, поздравляли, офицеры и солдаты стали лучше относиться, увидев, что я не только на словах себя проявляю, но и на деле. Хотя мне кажется, любой православный на моём месте поступил бы точно так же.

– А физически тяжело было служить?

– Всё оказалось не так страшно, как представлялось, хотя мы, конечно, уставали. Были марш-броски, всё болело, не случалось дня, чтобы можно было отдохнуть. Но, тем не менее, ничего сверх того, что мог бы сделать человек, не было. С парашютами, конечно, происходили какие-то печальные инциденты: парни ноги-руки ломали. Но это, как правило, были ошибки самих солдат: то они с перепугу что-то не то потянули, не так ноги расставили, не так приземлились.


По-настоящему тяжело было только морально. Всем на тебя наплевать: приходишь с температурой под сорок в больницу, тебе ставят какой-то дурацкий диагноз, говорят, что ты здоров, а начинают принимать меры только когда ты уже ходить не можешь. До твоих проблем в принципе никому нет дела. Опять же воровство. У нас его, можно сказать, и не было, а вот в других ротах творился какой-то ужас: всё пропадало, ничего нельзя было оставить без присмотра.

Постоянная агрессия со стороны окружающих и осознание того, что никто тебе не поможет, – вот это очень давило. Многие ребята не выдерживали и убегали из частей. Их находили. Бывали конфликты. Иногда даже возбуждали уголовные дела.

– Если сравнить армию с семинарией, в чем бы ты усмотрел сходство и в чем различие?

– Во многом они действительно схожи. Есть распорядок дня, ежедневные упражнения: в армии – физические, в семинарии – умственные. Строгая дисциплина. Трудовая повинность.

Но самое главное различие – в духовном наполнении, в отношении друг к другу. В семинарии тебе каждый придет на выручку, люди, стоящие над тобой, всегда готовы тебя выслушать. В семинарии ты чувствуешь себя в одной большой семье, а в армии ты, скорее, приёмный сын. Там ни о какой любви речи быть не может.


Хотя лично мне, наверное, так говорить не стоит: с некоторыми ребятами сложились очень хорошие отношения – мы друг друга поддерживали, чем могли. Я и сам всегда старался своим соратникам помочь, выслушать и даже устроить встречу со священником.

Ребята-то хорошие, но я слышал, что не все знали, что матом ругаться не очень хорошо.

– В армии матом не ругаются – им разговаривают. И, конечно, всех настораживал тот факт, что я не ругаюсь. Старослужащий говорит мне однажды: «Уже неделю с тобой общаюсь и не могу понять, что в тебе не так». – «Может быть, то, что я матом не ругаюсь?» – «Точно!» – даже обрадовался он.

Я не ругался. Почти у всех моих сослуживцев даже появился спортивный интерес: когда же я сдамся? Все ждали, что рано или поздно я проколюсь, но мне удавалось находить не бранные синонимы. Самый яркий случай произошел в конце моей службы.

В разведроте есть определённая традиция прощания: дембеля всех строят, первая шеренга делает два шага вперед, разворачивается, и солдаты начинают прощаться друг с другом. После этого все возвращаются на свои места, и дальше происходит такой диалог. Дембель должен крикнуть: «Рота, иди на…». На нехорошие буквы. А рота ему отвечает теми же словами. Смысл всего этого заключался в том, что ты должен бежать, не оборачиваясь, и никогда сюда не возвращаться. В общем, уже за месяц меня начали терроризировать вопросами, как же я буду прощаться с ротой, – не стану же я нарушать «святые традиции»! Я, конечно, был весьма озадачен, но сказал, что что-нибудь да придумаю.


И вот настал день моего дембеля. После того, как я попрощался с каждым по отдельности, настало время «священных слов». Я обратился к роте и сказал: «Дорогие мои братья, мы с вами долго служили, и вы все называли меня отцом, поэтому попрощайтесь со мной как с настоящим отцом: давайте не будем с вами ругаться, если вы действительно меня уважаете». Они говорят: «Хорошо, ты тогда нам скажи как – а мы с тобой попрощаемся, как у нас положено».

И вот, построив всех, я сказал следующее: «Рота, с Богом!» И вся рота дружно крикнула в ответ: «С Богом!»

Потом они решили меня и дальше проводить – до ворот. Мы построились на улице, и меня удостоили чести повести роту к воротам части. И я ушёл из роты. Потом многие ребята говорили, что им очень понравилось, как я с ними попрощался, и что они хотят так же попрощаться с ротой. Хочется надеяться, что кто-то из ребят эту традицию продолжит, и она там сохранится.

– Иван, резюмируя нашу беседу, все-таки скажи: можно сейчас служить в армии или нельзя?

Я даже так скажу: в армии служить нужно. Я считаю, что православный христианин, если ему позволяет здоровье, просто обязан отслужить в армии, потому что только в этой среде он сможет стать настоящим мужчиной. – это удивительное место, где ты никогда не сможешь что-то сыграть. Там ты открываешь своё настоящее лицо.

В повседневной жизни мы можем позволить себе быть благородными, щедрыми, потому что ни в чём особо не нуждаемся. А попробуй быть щедрым, когда ты ходишь голодный, когда у тебя нет денег, и вот у тебя появились какая-нибудь парочка пряников, а вокруг – полным-полно собратьев, жадно смотрящих на эти твои пряники, которые ты с радостью бы съел один.

Но если в тебе есть частичка чего-то светлого и хорошего, ты разделишь пряники на всех. Пускай тебе совсем чуть-чуть достанется – но ты со всеми поделишься, всем сделаешь приятное.


В всегда нужно быть готовым чем-то пожертвовать. Это действительно хорошая школа жизни. Да, очень опасная: бывали несчастные случаи, бывало, что ребята теряли здоровье – я таких видел. Некоторые даже инвалидами уходили из армии.

Всё это, конечно, страшно и печально, но риск на самом деле такой же, как и возможность, выйдя на дорогу, попасть под машину. Всё может случиться. Но испытать себя, понять, кто ты на самом деле, можно только в армии. Поэтому всем христианам, всем, кто любит свою Родину и хочет жить не так, как велят чувства, а так, как положено по долгу, нужно в первую очередь отслужить в армии, чтобы смело смотреть в глаза своим товарищам.

Как призывнику не растеряться в армии? Как себя вести, встретившись с «дедами», с дедовщиной? Как не потерять человеческого достоинства?

Мы публикуем справку проходившего службу в ВС СССР в 1988-1990 гг диакона Федора КОТРЕЛЕВА, мнение Олега П., военнослужащего одной из частей ПВО и комментарий полковника запаса, в прошлом – военного прокурора, Владимира ЧУМАКОВА.

Салабон, черпак, дед

Дедовщину иногда называют неуставными взаимоотношениями военнослужащих, однако это не совсем правильно. Предположим, неправильное обращение к начальнику или непослушание командиру – это тоже нарушение воинского устава, но никто не назовет это дедовщиной. Дедовщина – это возвышение одних солдат над другими в зависимости от стажа армейской службы. Формы дедовщины бывают самые разнообразные: от элементарной справедливости и передачи опыта младшим товарищам (что встречается довольно часто и имеет колоссальное воспитательное значение) до отвратительных издевательств и откровенного садизма (что бывает также довольно часто).

Обычно срок службы делится армейской традицией на четыре части, сменяющие друг друга каждые полгода из двух лет армейской службы (или трех лет флотской, и тогда срок делится на шесть частей). Такая периодичность объясняется тем, что пополнение поступает каждые полгода – весенний и осенний призыв – и тогда же часть солдат из армии демобилизуется. В зависимости от традиции данного рода войск названия отслуживших определенный срок солдат могут отличаться: где-то только что призванных солдат называют салабонами, где-то «карасями», а где-то просто молодыми. Вообще, если армия – некий микрокосм, то армейский срок мыслится как микрожизнь. Отсюда и названия: старослужащий, «дед», старик, молодой и т. д. Чем больше срок службы, тем старее, а значит, опытнее, мудрее солдат. Это, конечно, идеальная картинка, так должно быть, но так бывает очень редко – хотя бы потому, что «дедушкам» по 20 лет, и ни настоящего опыта, ни ума они еще не нажили.

И вот приходит молодняк в армию, проходит через карантин – это такая буферная зона, где вчерашним маменькиным сынкам объясняют, что они не дома, что кровать по утрам надо заправлять, вид иметь всегда опрятный, приказы выполнять, отвечать по форме, – и попадает в подразделение. Дальше в чем задача армии по отношению к этому салабону? Научить его быть хорошим солдатом. Двухнедельного карантина недостаточно, надо продолжать обучение. И вот тут в дело вступает дедовщина.

Те солдаты, которые уже прослужили полгода и кое-чему научились, с чувством и специфическим энтузиазмом (свойственным 18-летним парням) начинают объяснять тонкости службы молодым: «Мы полгода мыли казарму, теперь ваша очередь». Более «старые» солдаты, отслужившие год, стараются организовать хозяйственную жизнь подразделения (уборка мусора, сбор грязной посуды в столовой и т. д.) за счет двух младших категорий: полугодовалых и молодых. Вообще, «черпаки», отслужившие год, – это самая активная и стабильная категория солдат. Они все знают, все прошли, но перспектива близкой домашней жизни еще не туманит их 19-летние мозги. «Черпак», если он психически и физически нормальный парень, – отличник службы и боевой учебы, помощник командира и… главный «дед». Что касается солдат последнего полугода службы, то им обычно уже все надоело, и все их мысли только о доме и о прелестях гражданки – в персонифицированном виде или в смысле гражданской жизни. Но для того, чтобы у них была возможность спокойно и лениво ожидать дембеля, старослужащие должны поддерживать установившийся армейский порядок: молодые моют и драят, «черпаки» служат и управляют молодыми, «дедушки» – отдыхают. Поддерживать такой порядок мирным путем практически никогда не удается – мешает человеческий фактор: капризы, гордость или просто человеческая несостоятельность салабонов, лень и глупость «черпаков», всеобщее свинство и серость. В общем, без кулаков никогда не обходится.

Теперь в описанную картинку следует вплести юношеский садизм, любоначалие, хвастовство перед друзьями – и мы получим нечто похожее на армию. Бывает, «дед»-садист мучает молодых, а бывает – салабон вдруг оказывается разрядником по самбо. Бывает, салабон – такой мерзавец и стукач, что не бить его нельзя, а бывает, старослужащий сержант – баба, плакса и тряпка. По-разному бывает, но дедовщина как модель отношений армейского микрокосма – вещь в принципе не слишком плохая. Поскольку она – фактор порядкообразующий. Но это – в идеале. А на практике, конечно, чаще всего дедовщина оборачивается издевательствами, побоями и травмами. По информации, обнародованной главным военным прокурором России Александром Савенковым, в 2005 году от дедовщины пострадало более 5000 солдат-срочников. Это примерно 1,7% от числа призванных в армию. Но это, конечно, только те случаи, о которых стало известно прокуратуре.

Диакон Федор КОТРЕЛЕВ

«Одна из главных проблем в наших частях – это национальные землячества. Конечно, в элитных частях – таких, как ВДВ, морская пехота, спецназ ГРУ, – солдаты проходят железный отбор, и там примерно 75-80% составляют русские ребята. В таких частях обычно здоровая среда, здоровый коллектив, а от коллектива очень многое зависит. А вот «простые» части формируются по остаточному принципу, то есть туда попадают люди, которым либо просто-напросто некуда было прятаться, либо люди из неблагополучных семей, где жили чуть ли не впроголодь. Они еще до армии привыкли к равнодушию родственников и к прессингу со стороны более сильных товарищей с соседней улицы, из соседней деревни. И вот они приходят в армию, где сталкиваются с сильными землячествами: дагестанским, ингушским, кабардино-балкарским, карачаево-черкесским. Парни из этих регионов очень хорошо организованы, и, главное, они идут служить не потому, что некуда больше деться, а потому, что так надо. Если ты не отслужил, то ты не мужчина. Там другой менталитет, менталитет воина, бойца.

У нас, русских, он тоже всегда присутствовал, но большевики разрушали его всеми путями, потому что боялись не столько Церкви, сколько общины, которая бы собиралась вокруг Церкви. В результате у нас было разрушено чувство взаимовыручки. А у кавказцев оно разрушено не было. Когда они попадают во враждебную, как они считают, среду, у них степень самозащиты сразу начинает играть главенствующую роль. И они, воспитанные в этом духе, пытаются сразу подмять под себя все, что мешает их ментальности, собственно говоря, хотя по отдельности могут быть чудесными ребятами. Они уважают силу, и они уважают людей, которые уважают себя. А взять нашу деревню: куда ни зайдешь – пьянство и грязь. Господь дал нам такую землю, а человек не может назвать ни своего деда, ни своего прадеда, покреститься не знает как, святынь своих не знает. За что нас уважать? Вот и происходит просто-напросто подминание под себя. Как этому противодействовать? Только силой, помноженной на дух. Конечно, не все ребята физически достаточно сильны, но, если человек духовно не сломлен, землячества, как правило, отступают. Они начинают уважать. (Пока готовился номер, в части, где служит Олег, за нанесение телесных повреждений были приговорены к разным срокам заключения три представителя кавказского землячества. Землячества можно обуздать, уверен Олег.)

Наша беда в том, что мы часто не умеем быть вместе – так, как это умеют кавказцы. У русских солдат редко бывает лидер. А ведь это очень важно, чтобы он был, чтобы вокруг него объединялись другие. А что у нас? Вдруг вся часть снимается и уходит в бега – якобы дедовщина. Начинают смотреть, смотрят, а там какой-то пацан, отслуживший полгода, запугал всех молодых. Один – всех!.. А они обычно запуганы уже здесь, на гражданке, – запуганы этими вечными разговорами об ужасах армии и страшилками. Конечно, они потом приходят в армию и дрожат от всего.

А бывает и наша собственная дедовщина, не связанная с национальным вопросом. Но тут надо помнить: «дед» «деду» рознь. В небоевых частях нечего идти у них на поводу. Он служил чуть больше полугода и на самом деле ничего не видел, больше жрал на кухне! Ну что он сделал такого, чему научился? Может, отжиматься? Или стрелять? Да он просто никто! Ни в коем случае нельзя подчиняться. Другое дело – боевая часть, опытные «деды» и дембеля. Здесь скорее обмен опытом более старших с младшими.

Часто причиной трудностей молодых солдат в армии становится элементарная, казалось бы, вещь – внешний вид. Многие ребята просто не понимают, что нельзя ходить в грязной одежде, а обязательно надо, как бы ты ни устал, как бы тебе ни было плохо, иметь человеческий вид. А еще отношение к вещам. Предположим, на гражданке у тебя украли шапку. Ну, тебя пожалеют и скажут: украли шапку, негодяи! А в армии говорят по-другому: ты шапку… прозевал, ты сам виноват, ты сам отвечаешь за себя.

В армии выживает только тот, кто умеет собрать дух и умеет сказать «нет». Причем все должны быть готовы и к физическому, и к психологическому давлению. Вот, скажем, пришел молодой солдат в подразделение. Сразу же начинается проверка, как в тюрьме: иди сюда, принеси мне то, иди туда, принеси мне это. Но то, что на гражданке воспринимается как нормальная человеческая просьба, там является проверкой на готовность подчиниться. Вот тут надо проявлять твердость и не подчиняться! А для этого ребятам перед армией обязательно надо заниматься спортом: боксом, борьбой, другими силовыми видами.

А еще я бы посоветовал всем ребятам, столкнувшимся с дедовщиной, не молчать, не испытывать судьбу, а звонить в прокуратуру – мобильники сейчас есть у всех. Наехали – сразу звони. А реагируют сейчас на такие звонки очень быстро».

Олег П., военнослужащий одной из частей ПВО

Мы попросили прокомментировать это мнение человека, не понаслышке знакомого с ситуацией в Вооруженных силах. Полковник запаса Владимир Наумович ЧУМАКОВ прослужил в армии 35 лет (2,5 года из них – в Афганистане), был военным прокурором и расследовал несколько сотен дел, среди которых были и связанные с неуставными взаимоотношениями.

В высказанном мнении делается упор на то, что дедовщина исходит от землячеств. На самом деле национальные землячества – это лишь одна десятая случаев всей дедовщины. Причем это случается в основном в тех войсковых частях, где большинство солдат – из соответствующих кавказских или азиатских республик. Проблема, на мой взгляд, состоит в том, что у российского народа нет объединяющей его национальной идеи, которая была даже у коммунистов. Молодые солдаты спрашивают: кому мы должны служить в армии? Кого защищать? Нефтепроводы олигархов? Их землю, «заводы» и «пароходы»?

Я в корне не согласен с тем, что большевики разрушили в русском человеке менталитет воина и бойца. Я родился после войны, в Белоруссии. И вместе с молоком матери впитал мысль, что стыдно избегать службы в армии. Большевики эту идею всеми силами поддерживали, создавая молодежные военизированные организации, как, например, ОСОАВИАХИМ или ДОСААФ.

Не согласен и с тем, что у народов Кавказа поголовно присутствует мысль, что обязательно надо служить. Опыт показывает, что у нас в Москве молодые дагестанцы, азербайджанцы и др. точно так же «косят» от армии.

Но, конечно, есть здесь и мысли, с которыми трудно не согласиться. Правильно пишет Олег, что надо уметь собраться духом и сказать «нет», если тебя заставляют сделать что-то унижающее твое достоинство. Командовать солдатом имеет право только командир. Поэтому на подобного рода «приказы» вообще не нужно реагировать.

Зато рекомендацию решать трудные вопросы силой я принять не могу. Ни в коем случае нельзя это делать! Говорю это как военный прокурор. Да, надо заниматься спортом, но вряд ли всем поголовно нужно заниматься рукопашным боем.

Объединить вокруг себя таких, как ты, можно прежде всего личным примером. Если ты не увиливаешь от работы, ведешь себя нормально, умеешь что-то хорошо делать, например что-то делать своими руками, или ты хороший спортсмен, хорошо поешь, пишешь – у тебя будет авторитет. Просто надо что-то уметь делать классно. Этим ты сможешь объединить вокруг себя других ребят. А если ты ни рыба, ни мясо, так и будут тебя пинать. Кулаками настоящего авторитета не завоюешь.

А теперь мне хотелось бы дать ребятам, отправляющимся в армию, несколько советов.

1. Если ты начинаешь чувствовать, что тебя «прессингуют», постарайся сначала сам, без обращения к кому-либо разрулить эту ситуацию. Будь то один старослужащий или группа солдат. Попытаться уйти от конфликта, чтобы позже в спокойной обстановке его разрешить. Нельзя ни в коем случае бить другого. Такой вариант возможен только в крайних случаях, когда, что называется, уже нож к горлу приставили и другого выхода нет. В любом случае ты рискуешь тем, что в отношении тебя возбудят уголовное дело, и еще неизвестно, закроют ли его потом. По опыту знаю, что оценить степень допустимой самообороны бывает очень и очень непросто.

2. Необходимо определиться с командованием. Выясни для себя, что за командиры у тебя, к кому из них можно обратиться за поддержкой: к командиру взвода, заместителю командира роты, старшине, командиру роты. Обычно в военной среде не любят, когда кто-то жалуется. Но не думаю, что все офицеры безразличны к чужой беде или равнодушны. Обязательно найдется тот, к кому можно обратиться.

7 мая нынешнего года, когда личный состав ульяновской 31-й десантно-штурмовой бригады ВДВ готовился к параду на День Победы, их сослуживцу - контрактнику А. Кудряшову - было не до праздника. В гарнизонном суде ему зачитали приговор за нарушение уставных отношений и вымогательство у товарищей. После чего под конвоем отправили в арестантскую дожидаться отправки в колонию.

Инцидент произошел в зимнем полевом лагере в пригороде Ульяновска, куда рота, где служил Кудряшов, была отправлена на учения 16 декабря прошлого года. Десантники жили на морозе в палатках, контроль командования за ними был уже не такой, как в гарнизонной казарме, и любители вольностей этим воспользовались. В первый же день пребывания в лагере Кудряшов тайком от командиров напился и пьяный около 4 часов дня начал докапываться до другого контрактника - уроженца Барышского района. Придрался к тому, что рядовой якобы одет не по уставу, и, хотя тот не находился в его подчинении, приказал ему полностью раздеться и одеться вновь за 3 минуты. Объект издевательства в установленный ему норматив не уложился, в наказание за что тут же получил три удара кулаками по лицу и коленом - в живот. У парня были разбиты в кровь нос и губа. Несмотря на это, "наставник" продолжил воспитательную работу, велев жертве повторить переодевание и сократив норматив до минуты. Результат был тот же, за что провинившийся получил еще несколько ударов в грудь.

После этого десантники занялись обустройством лагеря. Шел седьмой час вечера, когда все еще не просыхающему Кудряшову показалось, что его "подопытный" недостаточно активно работает и отлынивает. Чтобы приободрить его, мучитель незаметно еще четыре раза врезал ему кулаком по лицу. До того запугал парня, что тот стал при его приближении шарахаться в сторону. Через полчаса надзиратель опять заметил, что барышец вместо работы стоит в сторонке и о чем-то разговаривает с товарищем. На этот раз досталось и собеседнику ранее избитого десантника. А он сам, когда Кудряшов схватил его за грудки и собрался воспитывать в очередной раз, вырвался от него и убежал в лес.

За что на следующий день, 17 декабря последовало дополнительное наказание. На вечернем построении все еще не протрезвевший экзекутор отловил барышца, врезал ему по физиономии и заявил, что за побег тот должен штраф в 35 тысяч рублей. После команды "вольно" он еще раз подошел к палатке преследуемого и напомнил ему, что счетчик включен. Вконец перепуганный рядовой обещал в ближайшую увольнительную продать срочно за 40 тысяч свою бэушную легковушку и из выручки вернуть долг. Чтобы должник не расслаблялся, вымогатель навестил его еще и ночью, разбудил и напомнил про данное обещание.

Неизвестно, чем бы все это закончилось. По крайней мере, жертва дедовщины жаловаться командованию считала бесполезным. И вместо него действовать начала мать контрактника, когда он на выходные приехал домой и родные увидели его разбитое лицо. Мать заставила его пойти в Барышскую районную больницу и зафиксировать у врачей полученные телесные повреждения. После чего с полученными справками обратилась в военную прокуратуру. Любителя распускать руки задержали и предъявили ему обвинения сразу по двум статьям Уголовного кодекса - пункт "б" части 2 статьи 335 (нарушение уставных отношений в отношении нескольких лиц) и часть 2 статьи 163 УК РФ (вымогательство с применением насилия). На следствии Кудряшов пытался представить все происшедшее товарищеской шуткой. И денег он никаких не требовал, а просто хотел помочь сослуживцу продать машину выгоднее. Но для него шутки на этом закончились. Наблюдавшие за его издевательствами другие бойцы теперь молчать не стали и дали против него показания в суде. Находившийся на хорошем счету у командиров подсудимый надеялся на условный приговор, но получил реальный срок - 3 года колонии общего режима. Его военная карьера закончилась…

Сегодня я расскажу, есть ли дедовщина в армии. Перед тем, как ответить на этот вопрос, я объясню, что есть дедовщина в армии, а что — неуставные взаимоотношения.

Дедовщина в армии — это процесс обучения старослужащими (военнослужащие более раннего срока призыва) или по-другому «дедами» молодого пополнения. А неуставные взаимоотношения в армии — это взаимоотношения между солдатами грубо нарушающими требования уставов и обычно являющимися нарушением закона со всеми вытекающими последствиями.

Дедовщина в армии сегодня — миф или реальность?

Как вы поняли, дедовщина в армии и неуставные взаимоотношения в армии — это абсолютно разные вещи. Дедовщина — это когда приходит молодое пополнение, а «деды» или, так называемые «дембеля», военнослужащие более старшего призыва начинают учить их, к примеру, правильно ходить, правильно разговаривать, обращаться к старшим по воинскому званию и т.д. То есть происходит плавное становление военнослужащего и собственно говоря с этого .

Дедовщина в армии и неуставные взаимоотношения в армии

Дедовщина в армии никак не связана с тем, что вы можете увидеть, к примеру, на ютубе, вписав в поиск фильмы про дедовщину в армии . Все, что вы там видите, это неуставные взаимоотношения в армии.

Когда ты приходишь в армию, ты, соответственно, новобранец. Тебе встречаются полугодичники — это такие же солдаты, но они уже отслужили полгода, так называемые «слоны». В общем понимании дедовщина — это когда так называемый старослужащий начинает унижать физически либо морально молодого солдата.

Полезная информация для военнослужащих по призыву:

  • Сколько дней, часов, минут осталось до твоего дембеля.

Но, к счастью, сегодня эта проблема в армии вообщем то сведена на нет. Поэтому, если меня читают матери либо молодые люди, которые только пойдут в армию, запомните: в армии дедовщины нет!

Сейчас разница между дедами и новым пополнением всего полгода. Неуставные взаимоотношения в армии появляются, потому что военнослужащие в армии живут мужским коллективом и у них, конечно же, могут быть разногласия. Эти разногласия появляются по абсолютно разным причинам, даже по бытовым. Так что не думайте, что вся армия построена на том, что деды показывают свое превосходство над молодыми солдатами.

Многие думают что именно так выглядит дедовщина в армии. Но это не так!

В общем понимании дедовщина — это когда старослужащий бьет молодого солдата (так называемого «духа»). Конечно, много зависит от людей, и в каждом воинском коллективе есть такие «гнилые» солдаты, которые начинают рассказывать, какой он «дед» и сколько отслужил.

А по факту при нынешнем сроке службы, какой он может быть «дед»? Он отслужил на 4-5 месяцев больше, чем молодой солдат. Но все же в основном в армии служат более менее адекватные молодые люди, для которых честь и порядочность не пустые слова, и, соответственно, они себя так не ведут.

Молодые люди, сейчас я обращаюсь к вам, запомните, какая бы ни была ситуация всегда держите голову в холодном рассудке. Не давайте верх эмоциям над собой, потому что эта ваша секундная слабость (желание кого то ударить) может привести к необратимым последствиям.

Учитывайте тот момент, что люди военные, в частности солдаты срочники, и все их деяния умножаются на три. Если на гражданке ты ударишь кого-то по лицу, и даже если он напишет на тебя заявление в полицию, то тебе максимум будет административное наказание.

В армии это все умножается на три, если ты ударил солдата, и он написал на тебя рапорт, то тебя 100% посадят на так называемый «дизель» — дисциплинарный батальон (дисбат), там ты можешь отсидеть год, полтора или максимально два года. И вот эта минутная секундная слабость может привести к таким пагубным последствиям.

Поэтому лучше послать такого оппонента на три российских буквы, чем потом кусать себе локти. Подводя итог хочется еще раз сказать: дедовщины как таковой нет. Есть конфликты на бытовом уровне и не совсем адекватные солдаты из старшего призыва, которые думают, что они мега крутые солдаты.

Также, что я хотел сказать в этой статье: в армии есть и дедовщина, и неуставные взаимоотношения. Только дедовщина — это хорошее понятие, процесс обучения молодого пополнения, неуставные взаимоотношения в армии — это любая ситуация, которая нарушает воинские уставы или законы и может привести к плохим последствиям.

Подполковник запаса Артур Деревянко вспоминает, что проявления дедовщины были в некоторых случаях чем-то вроде спасительных, хотя и физически трудных тренировок, которыми «деды» наказывали «духов» за мелкие провинности и непослушание, устанавливая таким образом неофициальную иерархию в войсковой части. «Кандагарский мостик», проползание под кроватями, пробежки в полной выкладке, в ОЗК (общевойсковой защитный комплект против отравляющих веществ, биологических средств и радиационной пыли), в двух-трех бронежилетах и противогазе считались обычным делом. Деревянко упоминает о том, что некоторые солдаты «сами этого хотели» и подобные незапланированные учения могли при случае спасти им жизнь, улучшая армейские навыки и выносливость.

В случае высокой личной порядочности и авторитета офицеров дедовщина, возможно, и не принимала уродливых форм, но есть действительно вопиющие свидетельства об обратном. По свидетельствам солдат, иногда неуставные отношения доходили до «полного беспредела». По следам афганских впечатлений написано несколько книг, раскрывающих темные стороны армейского быта. Например, повести А. Житкова «Жизнь и смерть сержанта Шеломова» и В. Рыбакова «Десантная группа».

В воспоминаниях солдат-срочников мы читаем о показательном суде над старослужащими, среди которых сержант, осужденный на 7 лет за избиение молодого солдата, закончившееся разрывом селезенки. Еще один дембель осужден на 11 лет за избиение двух молодых солдат. Перечисляются унижение человеческого достоинства, систематические избиения и другие преступления, которые приводили к увечьям, насильственной смерти, самоубийствам, актам мести или дезертирству жертв. «Издевательство и скотское отношение к курковому пушечному мясу всех видов было само собой разумеющимся делом», - писал один из очевидцев.

Служащие, вернувшиеся из Афганистана, наряду с теплыми словами о братской взаимопомощи и компетентных командирах также говорили о драках, побоях, постоянном потреблении наркотиков. Один из них - Александр Бахтин - вспоминал, что «однажды пришлось даже ударить молодого солдата-туркмена за то, что спал на посту». «Отгадка, почему так живуча дедовщина, - в том, что это - важный инструмент поддержания дисциплины. Плохо, что дедовщина часто переходит в глумление над человеческим достоинством и сопряжена с уголовщиной», - считает Бахтин. Грань между неуставным действием и беспределом очень тонкая, и какими бы ни были намерения зачинщиков, она находится вне армейского правового поля. К сожалению, в условиях слабой мотивации военнослужащих, при невнимании и попустительстве командования дедовщина практически неискоренима.