Биография
Родился шестым ребёнком в семье. Отец - Мустафа Залилов, мать - Рахима Залилова (урождённая Сайфуллина).
Посмертное признание
Первое произведение было опубликовано в 1919 году в военной газете «Кызыл йолдыз» («Красная звезда»). В 1925 году в Казани вышел его первый сборник стихотворений и поэм «Барабыз» («Мы идём»). Им были написаны 4 либретто для опер «Алтын чәч» («Золотоволосая», , музыка композитора Н. Жиганова) и «Ильдар» ().
В 1920-е годы Джалиль пишет на темы революции и гражданской войны (поэма «Пройденные пути», -), строительства социализма («Орденоносные миллионы», ; «Письменосец», )
В популярной поэме «Письмоносец» («Хат ташучы», 1938, изд. 1940) показана трудовая жизнь сов. молодежи, её радости и переживания .
В концлагере Джалиль продолжал писать стихи, всего им было написано как минимум 125 стихотворений, которые после войны были переданы его сокамерником на Родину. За цикл стихов «Моабитская тетрадь» в 1957 году Джалилю была посмертно присуждена Ленинская премия Комитетом по Ленинским и Государственным премиям в области литературы и искусства. В 1968 году о Мусе Джалиле был снят фильм «Моабитская тетрадь» .
Память
Именем Мусы Джалиля названы:
Музеи Мусы Джалиля находятся в Казани (ул. М. Горького, д. 17, кв. 28 - здесь поэт жил в 1940-1941 гг.) и на его родине в Мустафино (Шарлыкский район, Оренбургская область) .
Памятники Мусе Джалилю установлены в Казани (комплекс на площади 1 Мая перед Кремлём), Альметьевске , Мензелинске , Москве (открыты 25 октября 2008 года на Белореченской улице и 24 августа 2012 года на одноимённой улице (на илл.) ), Нижнекамске (открыт 30 августа 2012 года), Нижневартовске (открыт 25 сентября 2007 года), Набережных Челнах , Оренбурге , Санкт-Петербурге (открыт 19 мая 2011 года), Тосно (открыт 9 ноября 2012 года) , Челябинске (открыт 16 октября 2015 года) .
На стене арочных ворот проломленного 7-го контргарда перед Михайловскими воротами Даугавпилсской крепости (г. Даугавпилс, Латвия), где со 2 сентября по 15 октября 1942 года в лагере для советских военнопленных «Шталаг-340» («Stalag-340») содержался Муса Джалиль, установлена памятная доска. Текст приведён на русском и латышском языках. Также на доске выбиты слова поэта: «Песни всегда посвящал я Отчизне, ныне Отчизне я жизнь отдаю…».
В кинематографе
- «Моабитская тетрадь », реж. Леонид Квинихидзе , Ленфильм , 1968.
- «Красная ромашка», ДЕФА (ГДР).
Библиография
- Муса Джалиль. Сочинения в трех томах / Кашшаф Г. - Казань, 1955-1956 (на татарском языке).
- Муса Джалиль. Сочинения. - Казань, 1962.
- Муса Джалиль. / Ганиев В. - М .: Художественная литература, 1966.
- Муса Джалиль. Избранное. - М., 1976.
- Муса Джалиль. Избранные произведения / Мустафин Р. - Издательство «Советский писатель». Ленинградское отделение, 1979.
- Муса Джалиль. Костер над обрывом. - М., Правда, 1987. - 576 с., 500 000 экз.
См. также
Напишите отзыв о статье "Муса Джалиль"
Примечания
Литература
- Бикмухамедов Р. Муса Джалиль.Критико-биографический очерк. - М., 1957.
- Госман Х. Татарская поэзия двадцатых годов. - Казань, 1964 (на татарском языке).
- Воздвиженский В. История татарской советской литературы. - М., 1965.
- Файзи А. Воспоминания о Мусе Джалиле. - Казань, 1966.
- Ахатов Г. Х. О языке Мусы Джалиля / «Социалистик Татарстан». - Казань, 1976, № 38 (16727), 15 февраля.
- Ахатов Г. Х. Фразеологические обороты в поэме Мусы Джалиля «Письменосец». / Ж. «Советская школа». - Казань, 1977, № 5 (на татарском языке).
- Мустафин Р.А. По следам поэта-героя. Книга-поиск. - М .: Советский писатель, 1976.
- Корольков Ю.М. Через сорок смертей. - М .: Молодая Гвардия, 1960.
- Корольков Ю.М. Жизнь – песня. Жизнь и борьба поэта Мусы Джалиля. - М .: Госполитиздат, 1959.
Ссылки
Сайт «Герои Страны ».
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- .
- . (татар.) .
- . (татар.) , (рус.) .
Отрывок, характеризующий Муса Джалиль
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.
Ростов и не знал и не думал, что эта деревня, в которую он ехал, была именье того самого Болконского, который был женихом его сестры.
Ростов с Ильиным в последний раз выпустили на перегонку лошадей в изволок перед Богучаровым, и Ростов, перегнавший Ильина, первый вскакал в улицу деревни Богучарова.
– Ты вперед взял, – говорил раскрасневшийся Ильин.
– Да, всё вперед, и на лугу вперед, и тут, – отвечал Ростов, поглаживая рукой своего взмылившегося донца.
– А я на французской, ваше сиятельство, – сзади говорил Лаврушка, называя французской свою упряжную клячу, – перегнал бы, да только срамить не хотел.
Они шагом подъехали к амбару, у которого стояла большая толпа мужиков.
Некоторые мужики сняли шапки, некоторые, не снимая шапок, смотрели на подъехавших. Два старые длинные мужика, с сморщенными лицами и редкими бородами, вышли из кабака и с улыбками, качаясь и распевая какую то нескладную песню, подошли к офицерам.
– Молодцы! – сказал, смеясь, Ростов. – Что, сено есть?
– И одинакие какие… – сказал Ильин.
– Развесе…oo…ооо…лая бесе… бесе… – распевали мужики с счастливыми улыбками.
Один мужик вышел из толпы и подошел к Ростову.
– Вы из каких будете? – спросил он.
– Французы, – отвечал, смеючись, Ильин. – Вот и Наполеон сам, – сказал он, указывая на Лаврушку.
– Стало быть, русские будете? – переспросил мужик.
– А много вашей силы тут? – спросил другой небольшой мужик, подходя к ним.
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?
– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.
– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его.
Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.
– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.
– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо.
После того как гусары въехали в деревню и Ростов прошел к княжне, в толпе произошло замешательство и раздор. Некоторые мужики стали говорить, что эти приехавшие были русские и как бы они не обиделись тем, что не выпускают барышню. Дрон был того же мнения; но как только он выразил его, так Карп и другие мужики напали на бывшего старосту.
– Ты мир то поедом ел сколько годов? – кричал на него Карп. – Тебе все одно! Ты кубышку выроешь, увезешь, тебе что, разори наши дома али нет?
– Сказано, порядок чтоб был, не езди никто из домов, чтобы ни синь пороха не вывозить, – вот она и вся! – кричал другой.
– Очередь на твоего сына была, а ты небось гладуха своего пожалел, – вдруг быстро заговорил маленький старичок, нападая на Дрона, – а моего Ваньку забрил. Эх, умирать будем!
– То то умирать будем!
– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
Муса Мустафович Джалиль (Джалилов) родился 2(15) февраля 1906 года в деревне Мустафино, ныне Оренбургской области, умер 25 августа 1944 года в Берлине.
Родился в семье бедного крестьянина. В 1931 окончил литературный факультет МГУ. Был редактором татарских детских журналов, издававшихся при ЦК ВЛКСМ (1931-32).
В 1939-41 ответственный секретарь СП Татарской АССР. С 1941 в Советской Армии.
В 1942 тяжело раненный был взят в плен, заключён в концлагерь, где организовал подпольную группу, устраивал побеги советских военнопленных. Он писал стихи, которые заучивались товарищами по плену, передавались из уст в уста. За участие в подпольной организации казнён в военной тюрьме Плетцензее. Посмертно удостоен звания Героя Советского Союза (1956).
Джалиль выступил в печати в 1919. В 1925 вышел первый сборник стихотворений и поэм «Мы идём». Стихи «Пройденные пути» (1924-1928), «Ударник-партизан» (1930), «Письмоносец» (1940) и другие посвящены комсомолу и трудовым подвигам.
Джалиль воспевал дружбу и интернационализм («О смерти», 1927, «Джим», 1935, и др.). Он написал либретто опер «Алтын чеч» («Золотоволосая», 1941; Государственная премия СССР, 1948) и «Ильдар» (1941).
Стихи 1941 полны оптимизма, веры в победу над фашизмом: «Из госпиталя», «Перед атакой», «Письмо из окопа» и др. Через бельгийского партизана, заключённого в тюрьме Моабит, Джалиль передал на волю блокнот со стихами: «Мои песни», «Не верь», «После войны» и др.
Более ста стихотворных произведений - свидетели борьбы, страданий и мужества поэта. За цикл стихов «Моабитская тетрадь» Джалиль посмертно присуждена Ленинская премия (1957). В 1968 о Джалиль был создан фильм «Моабитская тетрадь».
Биография
Родился в татарской семье. Учился в Оренбургском медресе «Хусаиния», где кроме теологии изучал светские дисциплины, литературу, рисование и пение. В 1919 году вступил в комсомол. Участник Гражданской войны.
В 1927 году поступил на литературное отделение этнологического факультета МГУ. После его реорганизации окончил в 1931 году литературный факультет МГУ.
В 1931-1932 годах был редактором татарских детских журналов, издававшихся при ЦК ВЛКСМ. Был завотделом литературы и искусства татарской газеты «Коммунист», выходившей в Москве. В Москве знакомится с советскими поэтами А. Жаровым, А. Безыменским, М. Светловым.
В 1932 году жил и работал в городе Серов. В 1934 году вышли два его сборника: «Орденоносные миллионы», на комсомольскую тему и «Стихи и поэмы». Работал с молодежью; по его рекомендациям в татарскую литературу пришли А. Алиш, Г. Абсалямов В 1939-1941 годах был ответственным секретарём Союза писателей Татарской АССР, работал заведующим литературной частью Татарского оперного театра.
В 1941 был призван в Красную Армию. Воевал на Ленинградском и Волховском фронтах, был корреспондентом газеты «Отвага».
В июне 1942 года был тяжело ранен, попал в плен, заключён в тюрьму Шпандау. В концлагере Муса называвший себя Гумеров вступил в подразделение Вермахта - легион «Идель-Урал», который немцы намеревались направить на Восточный фронт. В Едлино (Польша) где готовился легион «Идель-Урал», Муса организовал среди легионеров подпольную группу и устраивал побеги военнопленных (см.: Ибатуллин Т., Военный плен: причины, последствия. СПб, 1997). Первый батальон Волго-татарского легиона поднял восстание и присоединился к белорусским партизанам в феврале 1943 года. За участие в подпольной организации Муса казнён на гильотине 25 августа 1944 года в военной тюрьме Плётцензее в Берлине.
В 1946 году МГБ СССР завел розыскное дело на Мусу Джалиля. Он обвинялся в измене Родине и пособничестве врагу. В апреле 1947 года имя Мусы Джалиля было включено в список особо опасных преступников. Цикл стихов написанный в неволе, а именно тетрадь, которая сыграла главную роль в «открытии» поэтического подвига Мусы Джалиля и его товарищей, была сохранена участником антифашистского сопротивления бельгийцем Андре Тиммермансом, который сидел в одной камере с Джалилем в Моабитской тюрьме. В их последнюю встречу Муса сказал, что его и группу его товарищей-татар скоро казнят, и отдал тетрадь Тиммермансу, попросив передать ее на родину. После окончания войны и выхода из тюрьмы Андре Тиммерманс отнес тетрадь в советское посольство. Позднее тетрадь попала в руки популярному поэту Константину Симонову, который организовал перевод стихов Джалиля на русский язык, снял клеветнические наветы с поэта и доказал патриотическую деятельность его подпольной группы. Статья К. Симонова о Мусе Джалиле была напечатана в одной из центральных газет в 1953 году, после чего началось триумфальное «шествие» подвига поэта и его товарищей в народное сознание.
В 1956 году посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза, в 1957 году стал лауреатом Ленинской премии за цикл стихотворений «Моабитская тетрадь».
Родился Мусе Джалиль в 1906 году в татарской семье. В медресе "Хусаиния" (г.Оренбург) кроме теологии обучался светским дисциплинам. С 1919 года в комсомоле. Был участником Гражданской войны. В 1927 году поступил на учебу в МГУ и через 4 года закончил его литературный факультет.
В начале 1930х годов редактировал детские журналы на татарском языке, работал в столичной газете "Коммунист". В 1932 был направлен на Урал, в г. Серов. В 1934г в печать выходит сборник на комсомольскую тему "Орденоносные миллионы", а также "Стихи и поэмы". Активно работал с национальной татарской молодежью. Вначале 1940-х был завлитом национального оперного театра и работал в секретариате Союзе писателей Татарской АССР.
В Красной армии с самого начала войны. Был военкором газеты "Отвага", участвовал в боях под Ленинградом и на Волховском фронте. В июле 1942 получил тяжелое ранение и был пленен. В концлагере назвался Гумеровым и вступил в легион "Идель-Урал", который фашисты предполагали использовать на восточном фронте. В польском Едлино Муса участвовал в работе подпольной группы, которая дезорганизовывала создание национального легиона и помогал бежать военнопленным. В результате действий подпольщиков один татарский батальон полностью перешел к белорусским партизанам зимой 1943. За эту деятельность Джалиля заключили в берлинскую тюрьму Моабит, а в августе 1944 его казнили на гильотине в застенках Плетцензее.
За участие в создании легиона "Идель-Урал" МГБ СССР завело уголовное дело на татарского поэта и реабилитировали только в 1953 году. В руки Константину Симонову попала "Моабитская тетрадь", которую передал через посольство бельгийский антифашист Андре Тиммерманс, томившийся в одной камере с Джалилем. Симонов организовал перевод сборника на русский язык и написал об ее авторе статью, в которой полностью снимались тяжелые подозрения в антисоветской деятельности. В 1956 году, посмертно, Мусе Джалилю присвоили звания Героя Советского Союза.
Биография и эпизоды жизни Мусы Джалиля. Когда родился и умер Муса Джалиль, памятные места и даты важных событий его жизни. Цитаты поэта, журналиста, публициста, фото и видео.
Годы жизни Мусы Джалиля:
родился 2 февраля 1906, умер 25 августа 1944
Эпитафия
«Вечная память поэту-борцу!
Помним его и поныне.
Смертью своей доказал он Творцу:
Слово — не призрак в пустыне».
Из стихотворения Игоря Сульги памяти Мусы Джалиля
Биография
Биография Мусы Джалиля - история удивительного человека. Его замечательные стихи стали настоящим свидетельством борьбы и мужества, правда о которых раскрылась лишь спустя годы. Выходец из бедной крестьянской семьи, выпускник филфака МГУ, талантливый поэт и журналист, во время Великой Отечественной войны он пошел на смелый подвиг, рискуя своей собственной жизнью - и лишившись ее.
Когда началась война, у Мусы Джалиля уже была успешная карьера - он редактировал детскую и молодежную литературу, работал ответственным секретарем Союза писателей Татарстана, выпускал сборники стихотворений, писал либретто для опер. Ему было 35 лет, когда он ушел на войну, и уже через год тяжело раненный Муса Джалиль попал в плен. Тогда он пошел на невероятный шаг - вступил в немецкий легион «Идель-Урал», но вовсе не для того, чтобы воевать на стороне Германии, а чтобы создать подпольную группу. Под видом культурно-просветительской деятельности Джалиль ездил по лагерям для пленных, вербовал новых членов организации и организовывал побеги. Подпольная деятельность Мусы Джалиля продолжалась чуть больше года, пока он не был арестован — всего за несколько дней до подготовленного им восстания. Через год после ареста Джалиль был казнен на гильотине.
Возможно, подвиг Джалиля так и остался бы неизвестным. Долгие годы после войны поэта считали врагом народа, предателем, перешедшим на сторону врага. Но вскоре стали открываться правдивые факты. Бывшие военнопленные, сокамерники поэта, смогли передать советским властям стихи Мусы Джалиля, которые он написал в тюрьме и которые ясно свидетельствовали о том, что он организовывал подпольное движение. Но даже это не сразу помогло реабилитировать поэта, пока тетрадь со стихами Джалиля не попала в руки Константина Симонова. Он не только перевел стихи на русский язык, но и снял с него обвинения в предательстве, доказав подвиг Джалиля. После этого Муса Джалиль был посмертно реабилитирован и по всей стране распространилась слава о великом человеке и патриоте. Спустя 12 лет после смерти Мусы Джалиля ему было присвоено звание Героя Советского Союза. И хотя не было похорон Мусы Джалиля и не существует могилы Джалиля, сегодня по всей стране стоят памятники поэту, а в его родном селе Мустафино действует музей Мусы Джалиля.
Линия жизни
2 февраля 1906 г.
Дата рождения Мусы Джалиля (полное имя Муса Мустафович Залилов (Джалилов).
1919 г.
Учеба в Татарском институте народного образования в Оренбурге.
1925 г.
Выход сборника стихотворений и поэм «Мы идем».
1927 г.
Поступление на литературное отделение МГУ.
1931-1932 гг.
Редактор татарских детских журналов.
1933 г.
Заведующий отделом литературы и искусства татарской газеты «Коммунист» в Москве.
1934 г.
Выход сборников стихотворений Мусы Джалиля «Орденоносные миллионы» и «Стихи и поэмы».
1939-1941 гг.
Ответственный секретарь Союза писателей Татарской АССР.
1941 г.
Уход на фронт.
1942 г.
Плен, вступление в немецкий легион «Идель-Урал» с целью продолжения борьбы с врагом.
21 февраля 1943 г.
Восстание 825-го батальона легиона «Идель-Урал», присоединение к белорусским партизанам.
август 1943 г.
Арест Мусы Джалиля.
25 августа 1944 г.
Дата смерти Мусы Джалиля (казнь).
Памятные места
1. Село Мустафино в Оренбургской области, где родился Муса Джалиль.
2. Музей-квартира Мусы Джалиля в Казани в доме Джалиля, где он жил в 1940-1941 гг.
3. Памятник Мусе Джалилю в Санкт-Петербурге.
4. Памятник Мусе Джалилю в Нижневартовске.
5. Памятник Мусе Джалилю в Тосно.
7. Моабитская тюрьма в Берлине, где находился в плену Муса Джалиль.
8. Тюрьма Плётцензее в Берлине, в которой был казнен Муса Джалиль.
Эпизоды жизни
Жена поэта, Амина Джалиль, рассказывала, что ее муж был настоящим трудоголиком. Нередко он приходил с работы в 4-5 утра, а как только просыпался - сразу же шел к письменному столу. За любую работу он брался с охотой и отдавался ей полностью. Печататься поэт начал еще в 13-15 лет - все были убеждены, что его ждет великое литературное будущее.
Первые доказательства подвига Джалиля появились еще в 1945 году, когда советские войска оказались на территории фашистской тюрьмы Моабит, в которой уже никого не было. Один из бойцов нашел листок бумаги с русским текстом - его автором был Муса Джалиль. Он писал о том, что попал в плен к немцам, что его деятельность была раскрыта и что скоро он будет расстрелян. В письме он прощался с семьей и друзьями, но оно, как и следующие рукописи Джалиля, пропали в недрах КГБ, долго не доходя до общественности. Некоторые сборники стихов, которые передавались позже советским властям, так и не были найдены.
В 1947 году в Союз пришла тетрадь со стихами Джалиля - их вынес из тюрьмы его сокамерник, бельгиец Андре Тиммерманс. По рассказам Тиммерманса, Муса Джалиль создал подпольную группировку после того, как муфтий обратился к нему с просьбой убедить военнопленных татар вступить в армию генерала Власова, советского военачальника, перешедшего на сторону Германии. Джалиль согласился этим заняться, но в подпольных листовках призывал совершенно к обратному. В группировке Джалиля было сначала 12 человек, а потом они привлекли тринадцатого, который их и выдал. Тиммерманс также рассказывал, что его удивляло и восхищало спокойствие Джалиля, которое он сохранял даже тогда, когда его деятельность была раскрыта и он понял, что будет казнен.
Завет
«Жить так, чтобы и после смерти не умирать».
Фрагменты из фильма «Моабитская тетрадь» о Мусе Джалиле
Соболезнования
«В нем сочетались будничность, деловитость со способностью думать о большом, с мыслями о смерти и бессмертии. Это рождало спокойную, вселяющую в людей веру, простоту и мужественность характера Джалиля».
Амина Джалиль, жена Мусы Джалиля
«Он был очень спокойный и очень мужественный человек, я всегда уважал его».
Андре Тиммерманс, сокамерник Мусы Джалиля
